Приключения книг: поэма "Авось!"

По страшной иронии судьбы, этот пост я хотела написать 31 мая - и не написала, отвлекшись на несчастливое Евровидение и неудачный ап; 2-3 дня - ну что может случиться за такой короткий срок?

Случилось. Человек, Поэт, о котором я собиралась писать, умер; то, что я хотела сказать о живом - теперь буду говорить о мёртвом. Он ушёл - мой самый любимый поэт из тех, кого мне посчастливилось застать на этом свете; его больше нет. Единственный, чьи стихи я могла воспринимать на слух. Знакомый с детства, как дальний родственник или член семьи, которого видишь только по праздникам...

И ничего не исправить. Он стал памятником и перешёл в разряд классиков, а затрёпанные книжечки его стихов превратились из блокнотов и тетрадок старинного знакомого в раритеты и приобрели официальный статус.

Но я хотела рассказать о приключении только одной книги - точнее, небольшой поэмы, отрывки из которой я знаю наизусть лет с 12-ти.

Отнесите родителям выкуп
за жену:
макси-шубу с опушкой из выхухоля,
фасон «бабушка-инженю»,
Принесите кровать с подзорами,
и, как зрящий сквозь землю глаз,
принесите трубу подзорную
под названием «унитаз»
(если глянуть в ее окуляры,
ты увидишь сквозь шар земной
трубы нашего полушария,
наблюдающие за тобой),
принесите бокалы силезские
из поющего хрусталя,
ведешь влево — поют «Марсельезу»,
ну а вправо — «Храни короля»,
принесите три самых желания,.
что я прятал от жен и друзей,
что угрюмо отдал на заклание
авантюрной планиде моей!..
Принесите карты открытий,
в дымке золота как пыльца,
и, облив самогоном, —
сожгите у надменных дверей дворца!

Сам Поэт о создании своего детища с непредсказанной судьбой писал так:

"Поэму «Авось!» я начал писать в Ванкувере. Безусловно, в ванкуверские бухты заводил свои паруса Резанов и вглядывался в утренние холмы, так схожие с любезными его сердцу холмами сан-францисскими, где герой наш, «ежедневно куртизируя Гишпанскую красавицу, приметил предприимчивый характер ея», о чем откровенно оставил запись от 17 июня 1806 года.

Сдав билет на самолет, сломав сетку выступлений, под утро, когда затихают хиппи и пихты, глотал я лестные страницы о Резанове толстенного тома Дж. Ленсена, следя судьбу нашего отважного соотечественника.

Действительный камергер, создатель японского словаря, мечтательный коллега и знакомец Державина и Дмитриева, одержимый бешеной идеей, измученный бурями, добрался он до Калифорнии. Команда голодала. «Люди оцыножали и начали слягать. В полнолуние освежались мы найденными ракушками, а в другое время били орлов, ворон, словом, ели, что попало...»

Был апрель. В Сан-Франциско, надев парадный мундир, Резанов пленил Кончу Аргуэльо, прелестную дочь коменданта города. Повторяю, был апрель. Они обручились. Внезапная гибель Резанова помешала свадьбе. Конча постриглась в монахини. Так появилась первая монахиня в Калифорнии."

Да, первоначально в поэме не было "Юноны"; был один сплошной "Авось". Понимающий душой (как и все поэты) опасность противостояния Америки и России, тот, кого экспрессивный Хрущёв чуть было пинками в Америки в Россию не вытурил, обратился к давней истории, когда русские колонии в Америке казались делом важным, перспективным, а Российско-американская Компания мощно набирала обороты.

Будущий герой поэмы, командор Николай Петрович Резанов, в конце сентября 1804 года был послан царём в Нагасаки. Однако миссия Его Высокопревосходительства в Японию не увенчалась успехом, и он отправился из Петропавловска-Камчатского на Аляску.

26 августа 1805 г. бриг «Мария», на борту которого находился Резанов, бросил якорь в бухте Новоархангельска.

Нехватка самого необходимого, а особенно — продовольствия, остро сказывалась на русской колонии. И тогда Резанов купил у заезжего американского коммерсанта корабль под названием «Юнона» вместе с его содержимым. Он просто хотел поддержать соотечественников; но имя этого корабля обессмертило командора!

Он решил отправиться на «Юноне» в испанский форт Сан-Франциско, чтобы установить торговые отношения с испанцами. Корабль «Юнона» отплыл в Калифорнию 26 февраля 1806 года под командованием лейтенанта Н.А. Хвостова и через месяц достиг залива Сан-Франциско.

А дальше было то, о чём написана поэма - встреча командора с дочерью губернатора Консепсией (Кончиттой); поспешное обручение и отъезд жениха за разрешением государя на брак.

Что это было - расчёт или любовь? Бог весть. Я уже писла об этом пару месяцев назад в статье Юнона и Авось: год 1983, и повторяться не хочу. Воображение Поэта сделало из ловкого политического хода русского царедворца одну из самый великих и запоминающихся историй любви; и на этом фоне всё становится неважным.

Поэма была написана в 1970 году, но через 10 лет случилось неожиданное. Марк Захаров решил поставить в Ленкоме пьесу в стихах на тему "Слова о полку Игореве" и обратился к Поэту с просьбой написать либретто. Что из этого вышло?

"Тогда я был наглый молодой поэт, мне казалось непонятным, зачем надо писать нечто славянофильское по «Слову о полку Игореве», в то время как неизвестен его автор и даже неизвестно, был или нет автор «Слова». Я говорю: «У меня есть своя поэма, она называется „Авось!“ о любви сорокадвухлетнего графа Резанова к шестнадцатилетней Кончите, давайте сделаем оперу по этой поэме». Марк растерялся немножечко и сказал: «Давайте я почитаю». На следующий день он мне сказал, что он согласен и что мы сделаем оперу, причем выбор композитора будет его, Марка. Он выбрал Алексея Рыбникова. Это был счастливый выбор..."

Выбор оказался более чем счастливым - но не для самой поэмы. Изначально Захаров и Рыбников хотели наполнить пьесу церковными песнопениями; поэтому содержание резко поменялось. Исчез антирелигиозный подтекст, сменившись на прямо противоположные евангельские мотивы. Исчезла лёгкая ирония стихов; исчезли лейтенанты Давыдов и Хвастов с их оригинальными комментариями ситуации:

ХВАСТОВ: А что ты думаешь, Довыдов...
ДОВЫДОВ: О макси-хламидах!
ХВАСТОВ: Да нет...
ДОВЫДОВ: Дистрофично
безвластие, а власть катастрофична!
ХВАСТОВ: Да нет...
ДОВЫДОВ: Вы надулись!
Что я и крепостник и вольнодумец!
ХВАСТОВ: Да нет. О бабе, о резановской.
Вдруг нас американцы водят за нос!
ДОВЫДОВ: Мыслю, как и ты, Хвастов, —
давить их, шлюх, без лишних слов.
ХВАСТОВ: Глядь! Дева в небе показалась,
на облачке.
ДОВЫДОВ: Показалось...

В 1980 году вышла аудио-версия рок-оперы. Партию Резанова исполнял удивительный человек - Геннадий Трофимов, о котором должен быть отдельный рассказ, не в рамках этого поста. Арию Кончитты пела 14-летняя дочка композитора Рыбникова.

Разница между поэмой и рок-оперой (хотя рок был тут абсолютно ни при чём) бросалась в глаза; резкие высказывания командора сменились молитвами и любовными вздохами. Но зато появились два самых знаменитых романса, которых и в помине нет в поэме, зато есть в рок-опере и спектакле - это "Ты меня никогда не забудешь" и "Белый шиповник".





"Ты меня никогда не забудешь" - это самостоятельное стихотворение, и я не поленюсь привести его полностью:

Сага

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться — плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся
мы вторично, согласно Гафизу,
мы, конечно, с тобой разминемся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.

И качнется бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:

«Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

(1977)

Только прочитав всё стихотворение целиком, я поняла, о чём он писал, где он стоял, когда произносил эти строчки - ну конечно же, на Стрелке Васильевского острова в Питере! "Эти Адмиралтейство и Биржу"... Я вспомнила Неву, серую, как гранит, её сковывающий; окна "Эрмитажа"; кровавый отсвет Растральных колонн - да, там эти стихи, эти слова были более, чем уместны!

Дальнейшие приключения ждали поэму уже непосредственно на сцене. Геннадий Трофимов стоял в задних рядах хора (хормейстер, как никак!) и своим волшебным голосом, как кнутом, подгонял и поправлял неважнецки поющих актёров. Сцена прибытию в Америку обогатилась дуэтом Кончитты и Фернандо, которой не было на диске, и великолепной арией в исполнении Александра Садо, который пел в спектакле за всех женщин разом.



"Не тому меня пастор учит"... - этого нет ни в поэме, ни в аудиоверсии 1980 года. Поэма продолжала жить и развиваться!

Первые исполнители главных ролей ушли со сцены. Караченцев еле жив; Шанина постарела; нет Смеяна и Абдулова. Теперь и автора, поэта, Андрея Андреевича Вознесенского - тоже нет. Остались стихи.

ВТОРОЕ ПИСЬМО РЕЗАНОВА — И. И. ДМИТРИЕВУ
Любезный Государь Иван Иваныч Дмитриев
оповещаю, что достал
тебе настойку из термитов.
Душой я бешено устал!
Чего ищу! Чего-то свежего!
Земли старые — старый сифилис.
Начинают театры с вешалок.
Начинаются царства с виселиц.
Земли новые — табула раза.
Расселю там новую расу —
Третий Мир — без деньги и петли,
ни республики, ни короны!
Где земли золотое лоно,
как по золоту пишут иконы,
будут лики людей светлы.
Был мне сон, дурной и чудесный.
(Видно, я переел синюх.)
Да, случась при Дворе, посодействуй —
на американочке женюсь...

Мечтам камергерра не суждено было сбыться - ни одной. Но у нас есть "Юнона" и "Авось"!