Приключения книг: "Тайна Эдвина Друда"-3

Публикуя свой первый пост из серии "Приключения книг", посвящённый роману Диккенса "Тайна Эдвина Друда" я и не думала, что этот разговор растянется надолго. Но потом последовал пост "Тайна Эдвина Друда"-2, и сейчас я в третий раз возвращаюсь к написанному и перечитанному. Второй пост состоял из моих старых детских записок - перебранки с автором статьи "Ключи к роману "Тайна Эдвина Друда"", диккенсоведом Уолтерсом. Я спокойно их опубликовала, потому что со всеми своими  мыслями многолетней давности была согласна. Однако появилась необходимость в уточнении некоторых фактов - вот их-то я сейчас и попытаюсь разъяснить.
Это только кажется, что версий продолжения романа множество и все они противоречат друг другу. На самом деле - версий всего две. Первая состоит в том, что Диккенс оставил в тексте своего неоконченного произведения все необходимые ключи и подсказки; надо только правильно истолковать имеющиеся факты - и разгадка у нас в кармане. Версия второя: Диккенс НЕ оставил все необходимые ключи для раскрытия тайны, и нам не узнать авторский замысел, как мы не бейся. С самого начала (но, наверное, не очень убедительно) я пыталась объяснить, что являюсь приверженцем именно второй версии (ниже объясню, почему), и для меня все версии - что признанных, что непризнанных знатоков и любителей романа - останутся не более, чем версиями.

Есть у Диккенса одна особенность, одна писательская "фишка", абсолютно уникальный приём, который потом неоднократно пытались использовать многие авторы, но ни у одного это так и не получилось. Я его называю "туз в рукаве", или "кусочек паззла". Объясню на примере. Представьте себе коробку, в которой лежит разобранная на части картина-головоломка, гигантский паззл. Автор встряхивает коробку и выкладывает перед читателем на стол элементы этого паззла. И если абсолютное большинство авторов детективных историй "собирает" свой паззл постепенно, представляя читателю один элемент за другим, позволяя строить одну-две версии, постепенно догадываясь о возможном развитии сюжета - Диккенс поступает по-другому. Он выбрасывает перед читателем сразу все детали и элементы паззла - за исключением одного-единственного, крошечного кусочка, который прячет до поры до времени, как опытный шулер - туз в рукаве.

И читатели, сопя и толкаясь, принимаются усердно складывать паззл, и у них почти получается! Так сложишь - смотрится неплохо! А так повернешь кусочки-детали - ещё лучше! Вот тут, правда, есть незаметный почти несовпадающий штришок... а вот тут - какая-то лишняя деталь... А это можно и так положить, и эдак!

И только в последней части романа, ухмыляясь в бороду, Диккенс вытаскивает свой "туз". Заключительный кусочек падает на стол, и паззл складывается абсолютно волшебным образом на глазах у ошарашенных читателей - потому что финальная картина совсем не такова, какой они себе её представляли! Все штрихи и детали, все элементы рисунка соединяются в одну общую, стройную картину, и при этом нет ни малейшего намёка на то, что этот "туз" автор придумал под конец, впопыхах, чтобы вытащить своих героев из тупика, в который сам же их и завёл. Всем становится понятно, что именно этот маленький кусочек и есть центр картины, стержень романа, что все остальные события без него были бы просто невозможны!

И читатель принимается судорожно листать страницы, восклицая: "Ах, вот в чём было дело! Вот почему ОН так сказал, ОНА так посмотрела, и ОНИ повернули именно в эту сторону!". Объяснение находит всё: каждый жест, взгляд, движение, вздох и междометие.

В результате довольны все. Автор доволен, что ухитрился удивить читателя. Читатель доволен, что его удивили, но при этом не чувствует себя дураком. А то ведь как бывает при чтении детектива: если твои догадки совпали с действительностью - презираешь автора за недостаток фантазии. Не совпали - обижаешься на себя за свою недогадливость. А тут и овцы целы, и волки сыты!

Что это за деталь - вы поймёте сами. В "Николасе Никльби" - своя, в "Крошке Доррит" - своя, в "Холодном доме" - своя, в "Нашем общем друге" - своя. А вот какова она должна была быть в "Тайне Эдвина Друда" - мы не узнаем никогда. Неотосланное письмо, потерянное завещание, шейный платок, шарф, кольцо, незаконорожденный ребёнок, дальний родственник - о которых сами герои романа (а читатель - и подавно) и слыхом не слыхивали.

Потому любые догадки остаются для меня только догадками. Чужие версии мне не нравятся (ни одна), а свою я не могу построить, остро чувствуя отсутствие недостающего элемента общей картины. Это мнение твёрдое, окончательное, и никто его не в силах изменить и поколебать.

Что ещё мне хотелось бы объяснить? Ах, да. Своё яростное неприятие теории, что Дик Дэчери - загримированная женщина: Елена, Роза, мать Эдвина и т.д. Объяснение очень простое - чёрная продолговатая коробка, которая много лет лежит в моём шкафу.

Коробка с гримом - единственное, что я захватила на память, покидая театр. За те годы, что я провела за кулисами, мне доводилось видеть молодых (и не очень) женщин, загримированных под: девочек, мальчиков, юношей, лис, змей, лягушек, тушканчиков, лягушек, кроликов (я не ёрничаю, я вспоминаю репертуар). Я знаю, сколько требуется времени и сил на грим простой и сложный, какой требует вмешательства профессионального гримёра, а какой актёр в состоянии сделать сам. Я знаю его запах, консистенцию и основные цвета; а главное - я знаю, как он выглядит на лице актёра не из зрительного зала (даже с первых рядов), а на расстоянии вытянутой руки. Он выглядит убийственно. Убийственно для версии о том, что "старый холостяк, живущий на свои средства" - загримированная дама любого возраста. Диккенс тоже это знал. И мне достаточно этого факта.

Три вечера своей жизни я потратила на прочтение романа Дэн Симмонса "Друд". Отзыв, который я прочла о нём на одном сайте, был следующим: "Автор виртуозно оперирует историческими фактами для создания сказочно притягательного, но в то же время вселяющего ужас произведения. Опираясь на реальные детали из жизни Чарлза Диккенса, описанных Уилки Коллинзом (другом Диккенса, часто сотрудничавшим с ним, а также его же извечным сопреником), “Друд” исследует так и неразгаданные тайны последних лет жизни известного писателя, и пытается подобрать ключ к последней, неоконченной работе Диккенса “Тайна Эдвина Друда”. Страшный, запоминающийся и чрезвычайно самобытный, “Друд” – вершина мастерства Дэна Симмонса".

Что тут скажешь... если "Друд" - вершина, представляю, каково основание этой мусорной кучи... Ещё после "Милосердных" Андхази я дала себе верное слово - никогда не читать современных романов, спекулирующих на именах классиков. У меня только испортилось настроение - и глаза болят, потому что пришлось читать электронную версию, а этот фрукт не для моего здоровья. В одном я только согласна с автором; он вложил в уста повествователя отзыв о моём любимом романе Диккенса ("Наш общий друг"), который вполне, как мне кажется, соответствует действительности.

В заключение прошу прощения за свой длинный пост, благодарю вас за терпение и предлагаю перечесть и вспомнить два удивительных, потрясающих признания в любви. Мне никогда не доводилось читать ничего подобного; но эти два глубоко переплетаются друг с другом и сильно отличаются от всех иных.

1."...Вы притягиваете меня к себе. Если б я сидел в глухом каземате, вы исторгли бы меня оттуда! Я пробился бы сквозь тюремные стены и пришел бы к вам! Если б я был тяжело болен, вы подняли бы меня с одра болезни, я сделал бы шаг и упал к вашим ногам!

Дикая сила, звучавшая в словах этого человека, — сила, с которой спали все оковы, — была поистине страшна. Он замолчал и ухватился рукой за выступ кладбищенской ограды, точно собираясь выворотить камень.

— Ни одному человеку не дано знать до поры до времени, какие в нем таятся бездны. Некоторые так никогда и не узнают этого. Пусть живут в мире с самими собой и благодарят судьбу. Но мне эти бездны открыли вы. Вы заставили меня познать их, и с тех пор это море, разбушевавшееся до самого дна, — он ударил себя в грудь, — не может успокоиться.

Я люблю вас. Какой смысл вкладывают в эти слова другие люди, мне неведомо, а я вкладываю в них вот что: меня влечет к вам непреодолимая сила, она владеет всем моим существом, и противостоять ей нельзя. Вы можете послать меня в огонь и в воду, вы можете послать меня на виселицу, вы можете послать меня на любую смерть, вы можете послать меня на все, чего я до сих пор страшился, вы можете послать меня на любую опасность, на любое бесчестье. Мысли мои мешаются, я перестал быть самим собой, вот почему вы моя погибель.  

Куски извести из-под камня, который он все выворачивал из ограды, посыпались на мостовую, как бы в подтверждение его слов…"

2."…Мой дорогой мальчик любил вас, а  он,  к  несчастью,  слишком  много думал о себе и слишком был доволен собой (я не говорю того же о вас),  чтобы любить вас как должно, как другой любил бы вас на его месте,  как  вас  надо любить!..

Он не делает попытки ее удержать. Но лицо его так мрачно,  так  грозно, он так властно положил руку на солнечные часы,  словно  ставит  свою  черную печать на сияющее лицо дня, что Роза застывает на месте и смотрит на него со страхом…

     - Роза, даже когда мой дорогой мальчик был твоим женихом, я любил  тебя до безумия; даже когда я  верил,  что  он  вскоре  станет  твоим  счастливым супругом, я любил тебя до безумия; даже когда я  сам  старался  внушить  ему более горячее чувство к тебе, я любил тебя до безумия; даже когда он подарил мне этот портрет, набросанный столь небрежно, и я повесил его так, чтобы  он всегда был у меня перед глазами, будто бы на память о том, кто его писал,  а на самом деле ради горького счастья ежечасно видеть  твое  лицо  и  ежечасно терзаться, - даже тогда я любил тебя до безумия; днём, в часы  моих  скучных занятий, ночью, во время  бессонницы, запертый  как  в  тюрьме  в  постылой действительности, или блуждая среди райских и адских видений, в стране грез, куда я убегал, унося в объятиях твой образ, - всегда, всегда, всегда я любил твоя до безумия!.."

Нетрудно заметить - женщины, к которым признания обращены, выражаемых чувств не разделяют. Тот, кому принадлежит первое признание, вскоре задумает и совершит жестокое убийство - и лишь чудом  жертва выживет, сохранив на лице и теле шрамы. На что способен и что совершил тот, кто произнёс второе признание - так и осталось тайной.

Share