Обыкновенная сказка

Не так давно одна из моих коллег-копирайтеров проводила в своём блоге интереснейший конкурс. Её блог посвящён чудесам, ну и конкурс, соответственно, тоже. Я человек скептический по натуре и в чудеса верю слабо; но давно (ах, очень давно!), а именно - в шестнадцать лет, я написала небольшую сказку о любви. Опубликовала я конкурсную работу под чужим именем; во-первых, мне было интересно, скажется ли это на результатах голосования, а во-вторых - потому что я теперь действительно другой человек, и говорю, и думаю, и пишу по-другому.


Жёлтые листочки в старой тетради, выцветшие чернила - словом, полная ностальгия. Я в этой сказке описала себя и даже свой обычный "прикид" с редкой дотошностью (шарф, ставший добычей моли, жив до сих пор). В те годы я была влюблена в Тото Кутуньо - кажется, по облику главного героя это можно понять.

Итак, Обыкновенная сказка



Толпа вынесла из метро клубы пара, грохот прибывающего поезда и облако специфических запахов. Девочка шагала в толпе вместе со всеми, семеня и стараясь не наступать никому на ноги. На выходе, у стеклянных дверей, произошло небольшое замешательство – первые ряды доставали и раскрывали разноцветные зонты: дождь зарядил с утра и не собирался останавливаться.

В воздухе висели мелкие капли, окутывая дома, прохожих и машины сплошной серой вуалью, но девочка шла, опустив русую голову и словно не замечая, что пряди её волос намокли. Клетчатая юбка в складку, наглухо застёгнутая тонкая курточка из светло-зелёного блестящего полиэстра и толстый серый шарф вокруг шеи медленно, но верно пропитывались влагой.

Девочка свернула в узкий безлюдный переулок и ускорила шаг. Она посмотрела на носки своих растоптанных «мокасин» и привычно измерила взглядом расстояние до мокрой блестящей крышки канализационного люка посреди дороги. «Два шага – нет, три, два с половиной!» – подумала она, начиная отсчёт.

На «три» она оттолкнулась от ребристой крышки и полетела, перебирая ногами в воздухе. Она продолжала уверенно переступать с пятки на носок, поднимаясь всё выше и выше – над переулком, над мокрыми крышами, над домами и улицами, над спешащими по своим делам прохожими. Никто из них не смотрел наверх; люди кутались в шарфы, поднимали воротники плащей и укрывались зонтами.

Девочка перелетела через высокий забор, не глядя на будку охранника – тот сидел внутри и бдительно следил за воротами, снабжёнными камерами наблюдения, но огромная территория Института, ограждённая глухой стеной, ни у кого интереса не вызывала.

Девочка неспешно летела через парк с фонтаном к главному зданию, все окна которого, кроме одного – на пятом этаже – были наглухо закрыты. Девочка улыбнулась и направилась к знакомому окошку, как бабочка, летящая на свет зажжённой лампы. Украдкой заглянув внутрь, она увидела комнату, которая была очень большой, но казалась маленькой и тесной из-за обилия громоздких приборов. В центре комнаты стоял письменный стол; за ним сидел мужчина лет тридцати и что-то писал. Несмотря на прохладную погоду, он был одет по-летнему – в белоснежную сорочку с короткими рукавами и такие же белые брюки.

Девочка, затаив дыхание, следила за ним, но он продолжал что-то писать, не поднимая головы. Его жёсткие волосы топорщились надо лбом, как птичий хохол, а крючковатый нос довершал сходство, делая своего обладателя точной человеческой копией очень большого и очень сердитого чёрно-белого попугая.
- И долго ты там собираешься висеть? – спросил он наконец, не отрываясь от своей писанины. – Погода, между прочим, нелётная.

Девочка улыбнулась и влетела в окно.

- Здрасьте, - сказала она и провела рукой по волосам. Те мгновенно высохли.

- Погода очень хорошая. Мы с классом в воскресенье на пикник собираемся.

Мужчина ощетинился:
- Какой ещё пикник? Знаю я ваши пикники!
Пряча улыбку в уголках губ, девочка подошла к странному прибору, более всего напоминающему любимую голливудскую «страшилку» - электрический стул. Она уселась на обитое кожей сиденье, положила руки на подлокотники, и вокруг её запястий и щиколоток обвились мягкие чёрные ленты с присосками-проводами. На голову девочки мягко приземлилась такая же чёрная шапочка.

Мужчина, не обращая никакого внимания на происходящие чудеса, молча повернулся к компьютеру, стоявшему у него за спиной, и ввёл код. Вся комната мгновенно ожила, замерцала, загудела. Принтеры начали вычерчивать тревожные диаграммы, вспыхнувшие на экранах, но человек-птица в белой сорочке, сердито нахохлившись, упрямо продолжал заполнять страницы мелким убористым почерком.

Девочка сидела в кресле и смотрела в потолок, знакомый ей до последней трещинки. Она вообще знала всё. Знала, что на месте Института когда-то была городская свалка и пустырь. Что однажды шестнадцать лет назад мусорщики нашли среди груды отбросов новорожденного ребёнка и отвезли его в больницу. Когда ребёнка внесли в здание, все лампочки разом перегорели и отказали телефоны. Когда врачи положили ребёнка в барокамеру, толстое стекло лопнуло, а ребёнок взмыл под потолок, да так и остался там висеть, безмятежно шевеля ручками и ножками.

Приехали вызванная милиция, пожарные и госбезопасность, которую никто не звал. Вежливые люди в серых костюмах забрали ребёнка и взяли с перепуганного персонала подписку о неразглашении.

Так был основан Институт. Девочку усыновил почтенный генерал и доктор медицинских наук, поручив надзор за ней своей экономке. Общее число научных работ Института давно перевалило за сотню тысяч, но он по-прежнему оставался самым закрытым и самым засекреченным в стране.

Когда девочке пришло время идти в школу, люди в сером засомневались. Приёмный папа-генерал колебался, но его самый молодой и самый талантливый студент-аспирант горячо вступился за ребёнка.

- У нас есть, - почти кричал он, - уникальная возможность провести эксперимент по адаптации подобной сущности в человеческое общество! Неужели мы упустим шанс?!

Сущность между тем сидела на ковре, задумчиво подбрасывая мячик взглядом широко расставленных серых глаз. Новаторский подход победил: она пошла в обычную школу. Учителя были ей довольны; «Хорошая память!», - говорили они. Мужчина, не переставая писать, невольно усмехнулся. Хорошая память! Она считывала и запоминала все данные с компьютеров в здании, просто приложив ладонь к стене. А вот написанное или напечатанное на бумаге было для неё закрыто – приходилось читать глазами, как обычным людям.

Так прошло полчаса. Потом приборы смолкли также неожиданно, как включились. Чёрные змеи датчиков сами собой сползли с девочки.

- Ну, я пошла, - сказала она. – До завтра!
- До завтра! – сердито буркнул мужчина.
Сущность, вылетающая в окно, могла всё. Всё – кроме одного: ей не было дано нарушать законы собственного развития.

Мужчина бросил ручку, и устало уставился на испорченную кипу бумаги. «Вырастай же скорее, глупый человеческий детёныш… или человечий? Как там у Киплинга?». Все листы были исписаны только одной фразой из трёх слов: «Я люблю тебя».

Девочка поднималась в воздух всё выше и выше, туда, где виднелся золотой край тёмного облака. «Хорошо, что я умела в детстве держать язык за зубами!», - подумала она. Читать чужие мысли она тоже умела, но про это никто не знал.

Девочка раскинула руки, глубоко вздохнула и начала снижаться; пора было домой, делать уроки – завтра её ждала контрольная по математике.



Недаром Кутуньо упоминает бутоны роз - эту песню он посвятил старшей дочери Челентано, Розитте. Челентано тоже пел её, пел прекрасно, но... не так! Не для меня... Сказка родилась из этой песни, чтобы вы всё поняли до конца...