Блондинки и наука в свете решений

 

Я вам не рассказывала ещё про студенческую всесоюзную конференцию? Нет? Тогда расскажу сейчас, пока меня окончательно склероз не доел. 

Дело было на пятом курсе, аккурат во время написания диплома. Лекций уже не было, готовились к госэкзамену, то да сё. И вот вызывает нас с Ленкой Т. наш дипломный руководитель, и, небрежно помахивая какой-то бумажкой в воздухе, заявляет:

- Через нэдэлю будэт конннфэрэнция (поскольку он говорил сильно в нос, это слово у него прозвучало абсолютно по-французски), вы сдэлаетэ доклад!

Мы взвыли. Какой еще доклад? Нам мало диплома и «госа»?? Шеф снова махнул на нас бумажкой:

- Знаю, знаю! Возьмите диплом у прошлогодних выпускников Б. и А… Они для нэфтяного завода писали программу по бухгалтэрии. Прэдставитэ их работу.

Всю оставшуюся до «конннфэрэнции» неделю мы с Ленкой пытались отловить Б. и А., дабы изъять у них прошлогодний диплом. Означенные выпускники своей работой весьма гордились, уже писали диссеры (а это было задолго до появления 1С), и совершенно не собирались делиться плодами кровных трудов. Наконец, после долгих увещеваний и ссылок на «волю пославшего ны» шефа товарищ А. появился на пороге родной кафедры со стопкой распечаток.

- Держите, - хихикнул он, шлёпнув стопкой об стол. - Правда, не знаю, чем это вам поможет.

И удалился, посвистывая.

Дело было вечером в четверг. Конференция была назначена на утро пятницы.

Беглый взгляд на распечатки прояснил причины легкомысленного посвистывания товарища А.: перед нами лежала не документация по программе расчёта зарплаты для работников нефтяного завода, внесённая в повестку дня всесоюзной студенческой конференции, а собственно распечатка зарплатных ведомостей. Мы с Ленкой тупо уставились друг на друга. Будущее рисовалось нам в самом чёрном свете. Где-то за кадром звучали «Лючи ле стелле», «Нессун дорма» и прочие душещипательные арии осуждённых на скорую, жестокую и неминуемую казнь.

- «Рабочий транспортного цеха Мамедов А.А, 250 рублей», - прочитала вслух Ленка. - Ишь ты. А нам хорошо, если 130 дадут, после всех мучений.

Утро казни мы встретили в одной из аудиторий, сидя в углу на задней парте. Вокруг нас бушевали научные страсти. За сдвинутыми столами перед доской восседало коллегиальное жюри - лысые профессора из Ленинграда и Волгограда. Доска была завешана схемами и чертежами. Решительно настроенный молодой человек отчаянно тыкал в неё указкой, объясняя принцип работы изобретённого им прибора, основанный на каких-то рамках, которые взаимно вращались, образуя встречные магнитные поля. Профессорские лысины были красны. Жюри засыпало соискателя вопросами, он защищался, используя указку как шпагу. Аудитория волновалась и принимала горячее участие в обсуждении рамок и полей.

- Только бы он не пришёл, только бы он не пришёл, - тоскливо бормотала Ленка, имея в виду нашего дипломного руководителя. - Только бы он не… Пришёл, - добавила она упавшим голосом, заметив в дверях знакомую фигуру, и попыталась спрятаться под парту. Шеф в шикарном бежевом костюме двигался между рядами парт, расточая улыбки жюри.

- Я туда не пойду, - твёрдо сказала Ленка практически из-под парты. - У меня вообще-то живот болит. Делай, что хочешь!

В критические минуты жизни во мне просыпается любимая с детства литературная героиня. Следование её психологическому паттерну не раз заводило меня в сложные жизненные ситуации, но также часто и выводило оттуда.

- Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? - с чувством спросила я Ленку. - Оглянись и скажи, что ты видишь.

Ленка выбралась из-под парты и обвела взглядом храм науки. Не сговариваясь, мы синхронно стянули пиджаки (о, эта прекрасная студенческая мода 80-х - строгие пиджаки на крошечные «топы»!) и полезли за косметичками. Да, кроме нас, никаких особ женского пола в конференции участия не принимало.

Внезапное появление двух ослепительных блондинок с задней парты ввело аудиторию в ступор. Это надо же - ведь хорошо сидели, в своей тесной компании, говорили о приятных и понятных вещах, рамках, магнитных полях, правиле буравчика и постоянной Планка, и тут бац - враг затесался в дружные ряды! Не давая никому опомниться, я с ходу плюхнулась в историю вопроса. Ленка с ловкостью профессиональной баскетболистки принялась разбрасывать распечатки направо и налево.

- Наша программа написана на языке Фортран, изобретённом в 1957 году группой американских учёных! - заливалась я у доски. Распечатки парили в воздухе, как крылья. За кадром звучал «Полёт валькирий». Слегка ошалевшие юные дарования с уважением таращились в зарплатные ведомости, причём некоторые держали их вверх ногами.

- Название Fortran является сокращением от FORmula TRANslator (переводчик формул), - доверительно сообщила я аудитории.

- Погодите-погодите, - самый дотошный профессор с самой блестящей лысиной попытался прервать наш полёт, - то есть вы хотите, чтобы я уволил одного бухгалтера с зарплатой сто пятьдесят рублей и взял на работу вас, двух инженеров с зарплатой по двести рублей?

Я закатила глаза, но не успела ответить. Потому что Ленка, поражённая в самое сердце профессорской несправедливостью, внезапно затормозила, развернулась и двинулась к жюри, грозно потрясая похудевшей стопкой распечаток.

- Где? - взвизгнула она. - Где вы видели инженеров с зарплатой в двести рублей??

Бестактный профессор, далёкий от финансовых трудностей младшего научного состава, попытался найти сочувствие у коллег, но те стыдливо отводили глаза. Тут кто-то словно рявкнул мне в ухо - «Фройндшафт!!!» и грянули трубы. Я подтолкнула забуксовавший паровоз, и он покатился по привычным рельсам:

- Научно-технический прогресс! Внедрение! Последние постановления партии и правительства! Компьютерная грамотность!

Если меня не остановить, я могу произносить лозунги часами. За кадром звучала «Ода к радости» Бетховена на стихи товарища Шиллера. Но Ленка, избавившись сразу и от страха, и от боли в животе, тоже не собиралась отступать. Подойдя к столу жюри вплотную, она буравила буржуя-профессора пролетарским взглядом, полным классовой ненависти.

- Я бы всё-таки хотела услышать ответ на свой вопрос! - звонко выкрикнула она.

Окончательно растерявшийся противник поднял обе руки в воздух, прося пощады. За кадром звучало финало крещендо апофеозо, от которого Бетховен и Чайковский вращались в гробах, создавая встречные магнитные поля. Шеф, глядя в потолок, чему-то загадочно улыбался, сидя за партой. «Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие уши?»..

…Диплом нам вручали на заседании кафедры. Мы стояли, две скромные девочки в пиджачках, глазки в пол. Нам аплодировали.

- Хорошие студентки, - сказала доцент М. С. М., тоже блондинка. - Я им в прошлом году лекции читала.

Через несколько дней я встретила на кафедре А.

- Ну как конференция? - хитро спросил он.

- Нормально, - скучно ответила я. - Первое место взяли. А ты сам-то как?

Развалины его лица меня полностью удовлетворили. «Риги, паяччо!». Никогда нельзя недооценивать блондинок. «Пусть проигравший плачет, кляня свою судьбу!».