Приключения книг: Квинканкс

Я обещала вам в этой серии рассказывать о книгах с необычной судьбой; судьбу "Квинканкса" можно назвать необычной только под определённым углом зрения. Этот роман был задуман, как бестселлер, написан, как бестселлер, и стал бестселлером, захватил читательские умы, но не завоевал при этом главного - читательских сердец. Но - обо всём по порядку.
Автор романа Quincunx, Чарльз Паллисер, ныне жив и здравствует (чего и всем желаю). Он родился в 1947 году в Бостоне, но получил истинно британское воспитание и образование. Он учился в Оксфорде и преподавал в университетах Шотландии, Англии, США.

С 1974 по 1990 год Паллисер преподавал на кафедре английского языка в университете Стратклайд в Глазго. В 1990 году он оставил университет, чтобы полностью, так сказать, отдаться писательству, потому что изданный в 1989 году Квинканкс принёс ему славу и деньги. На сегодняшний день Паллисер опубликовал четыре романа, которые были переведены на многие языки мира. Следующие его романы The Sensationalist (1991) и The Betrayals (1995) такого успеха, как Квинканкс, не имели. Прежний всплеск популярности принёс роман The Unburied (1999), который, к слову сказать, по-своему ничуть не хуже Квинканкса.

Почему же о Квинканксе говорят немного и неохотно, за редким исключением? О да, - стонут интеллектуалы - Квинканкс! И, кроме стонов, мало вразумительного. То самое редкое исключение же составляют люди, с фанатичным рвением изыскивающие в романе слои, подслои, глубины и высоты, как будто того, что автор накрутил и навертел абсолютно сознательно, им мало для душевного равновесия.

Одна из причин нелёгкого пути бестселлера к читателю - его объём. Он поистине впечатляет. Одолеть эти два тома непросто - да ещё человеку, не страдающему, как я, пристрастием к викторианским романам, мастерской стилизацией под которые и является Quincunx.

И это, кстати, было первой причиной моего слегка скептического отношения: а зачем мне стилизация, если есть оригиналы? Кто-то находил в Quincunx-е отголоски Диккенса, кто-то кивал на Коллинза, я с первых строк углядела Теккерея. И в самом деле: есть "застарелое" судебное дело, как в "Холодном доме", описания "дна" Лондона, как в "Оливере Твисте", изложение от первого лица, как в "Дэвиде Копперфильде" или «Истории Генри Эсмонда», финансовая афера, как в "Крошке Доррит", куча незаконнорожденных детей, уничтоженные метрические записи да и ещё много, много, много всего.

Своего не отнимешь: стилизация выполнена дотошно и скурпулёзно. Повествование ведётся традиционно, неспешно. Вниманию читателей предлагается целый набор тайн: тут вам и пять семейств, борющиеся за право обладать имением, и запутанные родственные связи между этими семействами, осложнённые хронической привычкой дам и джентльменнов вступать в предосудительные отношения, и закодированные замкИ, и убийство, и загадка рождения и личности главного героя.

В принципе, мне кажется, что последняя тайна и есть основная, а все остальные из неё следуют. И в самом деле: человек, которому мать героя приписывает отцовство, не мог им стать просто физически - молодожёнам, мягко говоря, не удалось осуществить свои супружеские обязанности; старик Клоудир - главный бяка и злодей, по идее приходящийся горемыке-герою дедом, сразу и резко заявляет, что он - лишь отец мужа его матери, после чего пытается его утопить. В метрической книге запись о его рождении "крёстный отец и отец" ставит абсолютно другой человек.

С трудом дотащившись до конца повествования и выстроив (вместе с героем, который сам себя зовёт Джоном Хаффамом) более-или менее чёткую генеалогическую структуру, читатель оказывается опрокинутым с ног на голову, поскольку в последней фразе герой называет своим дедом уже иное лицо, и надо вновь с ужасом переосмысливать разноцветную розу-квинканкс родственных связей и отношений.

Это неудивительно. То, что автор намеренно проделал все эти пыточные манипуляции с читателем, он и не скрывал ни минуты. Издание романа сопровожденно слегка самодовольным и хвастливым (соглашусь. что по праву) послесловием, в котором, помимо всего, написано: "...Довольно скоро мне пришла в голову мысль поместить в самый центр книги пустоту — отсутствующие страницы из дневника Мэри — и сделать из него поворотный пункт романа, как в смысле формы, так и в смысле содержания."

Прочитав эти строчки, я испытала настоящую творческую зависть. Действительно: поколения писателей в основу сюжета ставили факт; и только Паллисер умудрился поставить в основу сюжета отсутствие факта, полную пустоту. Но в результате этого изощрённого и изысканного эксперимента и получилось то, что получилось - огромный, сияющий, сверкающий всеми цветами радуги, мастерски надутый мыльный пузырь.

Нарочитость - вот, наверное, то слово, которое я искала всё время, пока одолевала роман. Нарочитость стилизации; нарочитость детализации; нарочитость запутанности. Вместо настоящего лондонского тумана получился суррогат, эрзац, компьютерный спец-эффект. Вместо страданий - их иллюзия, которой не очень-то веришь. Вопль Станиславского: "Я вам не верю!" звучит с каждой страницы.

Сказать честно? Я человек ужасно сентиментальный. Я плачу над "Нашим общим другом", над "Холодным домом", над "Оводом", да над любой газетной заметкой про детдом или дом престарелых реву. Злоключения "наследника Хаффама" и его непутёвой матушки не вызвали у меня ни то что слезинки - даже лёгкого сочувствия. Да, было интересно, кто там чей внук или двоюродный дядя... Но не более того. А основное, главное в викторианском романе - его взывание к чувствам, к сердцу, а не к разуму читателя. А значит, по большому счёту, стилизация не удалась. Мне жаль.

Но я искренне благодарна Паллисеру: прочитав роман, я расширила свой изрядно одеревеневший вокабуляр на целых два слова: собственно квинканкс, то бишь "пятёрка" на игральном кубике, четыре точки по углам и пятая - в центре; и кодицилл - письменная заметка или письмо к наследнику, которым завещатель вносил в существующее завещание какие-то изменения, возлагая на добрую совесть наследника их исполнение.

Для интересующихся - сайт и форум, посвящённые роману: http://gix.pagesperso-orange.fr/